Татьяна Устинова - Шекспир мне друг, но истина дороже
Убедившись, что никого нет, он быстро пошел к верстакам, которые тянулись вдоль дальней стены, широкие, уставленные банками с краской, тисками и всякими инструментами. Почему-то Федя был уверен: он быстро найдет то, что должен найти, хотя пространство оказалось огромным, незнакомым и пугающим.
Федя стал перебирать банки и баллоны, пачкая пальцы красками и еще какой-то химией. Лоб у него вспотел, и немного зашумело в голове – должно быть, от резкого острого запаха.
…Он не может не найти!.. Конечно, найдет. Просто нужно искать внимательнее.
Ты слишком спешишь и очень поверхностно ко всему подходишь!
Желтый увесистый баллон с черными буквами он обнаружил в самом углу за верстаком. Собственно, не один баллон, а целый ящик, набитый плотно, как коробка с патронами. Одно гнездо пустовало.
Федя Величковский присел на корточки возле ящика. Почему-то ему казалось очень важным понять, что именно написано на коробке, он все никак не мог разобрать – этикетка была порвана посередине и скособочена.
Тут что-то легонько толкнуло его в спину. Он клюнул носом, оперся рукой о пол и оглянулся.
За ним стоял Валерий Клюкин с короткой железякой в руке и смотрел вроде с интересом.
– Ну что? – спросил он тоже с интересом. – Нашел?
– Нашел, – ответил Федя, соображая, что ему теперь делать, и Валерий как будто прочитал его мысли.
– Ты сиди, сиди, – велел он негромко. – Не поднимайся.
И поиграл железякой – туда-сюда.
– Да ладно, – сказал Федя. – Брось ты. Все знают, что я здесь, даже вахтер дядя Вася.
– Положить мне на дядю Васю, – отозвался Валерий. – Все равно никто ничего не докажет. Я тебя во‑он в окошку спущу. Тут высоко, лететь далеко. А двери я запер.
– Да что тебе толку от того, что я из окна выпаду? Только проблем больше! Тебе драпать надо, а не со мной тут… возиться.
– Я сам знаю, что мне надо.
– Знаешь, а баллон у Ляли на столе оставил! С чем баллон-то?..
– С морилкой. Горит, как бензин! Китайцы делают. Деловой народ китайцы!.. А баллон я не забыл. Я же думал, там все дотла сгорит! И если б не начальник твой, так и было бы. Все как по нотам – дура эта якобы режиссера отравила за то, что он ее любовника собирался уволить. И жену мою отравила, потому что она Ромку у нее увела! Написала письмецо прощальное, и адью – на тот свет!..
Федя осторожно сел на край ящика с превосходной китайской морилкой. И ногу повернул так, чтобы можно было резко вскочить. Ему хотелось думать, что он успеет резко вскочить.
– Так ведь ничего у тебя не вышло, Валера. Жена не отравилась, и Ляля не погорела! Выходит, неудачник ты, Валера.
Клюкин захохотал, закинув кверху бороду.
– Это я-то неудачник?! Да я всех вас раскусил давно, удачников, и в гробу видел! Вон супруга моя – удачница! Все мужики ее, все в ногах валялись, все имела, чего пожелает! Кончилось все! Кранты! Ничего больше нет – ни денег, ни славы! И не будет никогда.
– Так ты режиссера отравил, чтоб супруге насолить? Ну, ты молодец. Умище прямо как у Карла Маркса!
Тут Валерий Клюкин посмотрел на него в явном затруднении, и Федя вдруг подумал стремительно – может, он не так уж умен? Может, Клюкин вовсе не хладнокровный и опасный противник, которого он себе придумал?..
– Зачем ты убил Верховенцева, а?
– Затем, чтоб Валерка, сволочь, ни с чем осталась! Нет, я бы и ее убил, но коньяк она больно плохо пьет, совсем почти не потребляет. Я знал, что она пригубит только и бросит! Так и вышло. Он-то весь стакан высосал, а она не стала. Но мне так даже забавнее показалось! Она ведь за него замуж собиралась, за старикана этого! Он денежный, старикан-то! И моя уверена была: она все получит – и дома, и квартиры, и дачку на Рублевке! Все рассказывала про его дачку на Рублевке. Мне хвасталась, дура!.. А я – ррраз! И оставил ее голой, как была. И ролей никаких ей больше никто давать не будет!..
Клюкин опять захохотал, подбросил и поймал свою палку. Федя шевельнулся на ящике.
– Я в коньяк трисонал добавил, хорошо так добавил, от души. Им кого хочешь можно травить, хоть крыс, хоть собак. Мы его в краску добавляем, когда стойкость особая нужна. Он не пахнет совсем. Ну и пришел к нему. Давайте, говорю, выпьем с вами, Виталий Васильевич, родную жену вам из рук в руки отдаю, но зла на вас не держу. Жизнь есть жизнь, вот как оно все повернулось. На развод сам подам, чтобы вам с ней хлопот меньше! Он и выпил, козел старый! А тут и она нарисовалась, вся такая прекрасная, прямо со сцены к нему прибежала! Я ей свой стакан отдал. Думал, выпьет – хорошо, а не выпьет – и черт с ней. Все равно больше ничего не будет. Хрен старый так и так помрет.
– Подожди, – прервал его Федя Величковский. – То есть Валерия знала, что ты Верховенцева отравил?
– Я у нее не спрашивал! Догадалась, наверное.
– Значит, догадалась, – повторил Федя. – И ничего никому не сказала.
– Зачем ей говорить? Какой резон? Старый хрен помер, и черт с ним. А меня она боится, – добавил он с гордостью. – Так боится, что трясется вся! Знает, что я с ней в любую минуту… что захочу, то и сделаю. И молчать будет до могилы. Никому не скажет. Хоть и наказал я ее примерно по всем статьям.
– Я не понял, – задумчиво проговорил Федя Величковский. – Ты больной, что ли?..
– Я-то здоровый! Она от меня гулять будет, дачи и миллионы в наследство получать от любовников старых, а я что? Чем я хуже? Тем, что я не баба сисястая и мне никто никаких наследств не оставит?
– А Ляля? Ее за что?
Клюкин поморщился.
– Да она ни при чем. Подвернулась просто. Ключи Верховенцева у нее нашли? Нашли. Письмо прощальное она писала? Писала! Я его случайно взял со своими бумагами с полки, когда пришел за подписью и прочел. Вот и решил – если я ее сожгу, все подумают, что это она старого хрыча отравила, а потом, значит, раскаялась и сожгла себя. И баллон тот треклятый должен был сгореть! Все должно было сгореть дотла! Если бы…
– Если бы не начальник мой, я слышал уже. Я когда баллон увидел, сразу про тебя подумал, – сказал Федя. Он опустил руку и осторожно нащупал в ящике пластмассовую крышку. Сидел он так, что Клюкин его движения не заметил. – Правда, потом меня сбил с толку Егор Атаманов, он сказал, что это его баллон. И я про тебя забыл. И маска! Ляля говорила, что на нее напал призрак с лошадиной головой, но в костюмерной нет никаких лошадиных голов. А у Ларисы Верховенцевой я видел фотографию. На ней твоя жена была как раз с такой маской. Я сначала не обратил внимания, а когда шеф мой сказал, что на него напал человек в маске…
– Вы с ним больно борзые, – перебил Клюкин. – Какое ваше дело? Записывали бы спектакль, да и обратно в Москву! А вы тут целое расследование затеяли! Он мне мешал. И ты мне мешаешь!..
– Еще как, – согласился Федя. – Еще как мешаю!.
Молниеносным движением он выхватил из ящика баллон, сковырнул крышку и пустил в лицо Клюкину струю. Тот выронил железяку, закрылся руками и завыл.
Сценарист и сын врачей Федя Величковский вскочил, изо всех сил ударил противника баллоном в лицо и кенгуриными прыжками помчался к двери.
Клюкин выл, закрыв лицо, и мотался из стороны в сторону, как будто его качало ураганом.
Федя добежал до двери, в которую кто-то колотил изо всех сил, повернул ключ и распахнул ее.
За дверью оказались Максим Озеров и директор Юриваныч.
– Жив? – отрывисто спросил Озеров и заглянул ему за плечо.
– Феденька, родимый, как же так? – запричитал директор. – Что тут такое творится, а?
– Жив, жив, – заверил Федя. Лоб у него взмок, и немного дрожали руки. – Хорошо, что вы так быстро… пришли.
Озеров вдохнул и с силой выдохнул.
– Будешь мою машину без спросу гонять, – сказал он, – я тебя в угол поставлю и задницу надеру. Понял?..
– Нет, как нас провожали, как провожали! Вы заметили, Максим Викторович? – Федя сдернул с головы войлочную банную шапку «Пар всему голова» и зашвырнул ее на заднее сиденье. И нацепил темные очки, хотя солнца никакого не было. – Женщины рыдали, мужчины крепились! Море цветов! И духовой оркестр ка-ак грянет! Трубы, литавры, все дела!
– Что ты несешь?
– А что такое? Директор приглашал вас приезжать к нему без церемоний? В любое время дня и ночи, триста шестьдесят пять дней в году? Он объявил себя вашим должником и другом по гроб жизни?
Озеров вздохнул.
– Заведующая литературной частью всплакнула на вашей мужественной груди?
Озеров опять вздохнул.
– Ее щит и оборона по фамилии Атаманов и по прозванию Егор приглашал вас летом на рыбалку на острова? Не только летом и не только на рыбалку? А всегда и везде? Он говорил вам, что, если бы не вы, его личное и несомненное счастье по-прежнему было бы туманной, я бы даже сказал, невозможной перспективой?
